В студенческие годы лететь в горы на самолете было накладно. Вот и в очередную поездку в Среднюю Азию берем билеты на поезд. Сейчас провести в вагоне более трех суток – сродни подвигу, а тогда поездка до Ферганы – была романтикой.
Любопытным, в плане эмоций, было возвращение в Москву. Запомнилась нестерпимая жара в вагоне, полная антисанитария, постоянное движение людей по проходу взад-вперед, как на оживленной улице. Проводник – жирный бай – ни разу за все три дня не убрался в вагоне, не говоря, про туалеты. А убирать было что, но об этом позже. Он, как разъевшийся хомяк, с красной мордой, сидел у себя в закутке, все время чего-то жевал и выходил, лишь по нужде и, с неохотой, открывать двери вагона.
А жара в вагоне не шуточная, за окном палит солнце, что же – все по погоде. Пассажиры потихоньку стали раздеваться, мужчинам легче – оголили торс и сидят помахивают газеткой, словно опахалом. Не помогает. Решаем открыть окна, вот черти… заколочены намертво. Бай командует – выставляйте окна с рамой. Это как? Он приносит специальный ключ с характерной для железной дороги треугольной формой. Все отворачивают винты и снимают рамы. Ура, немного полегчало. Вагон без окон выглядит прошедшим фронтовую зону, впечатление, что едет какой-то каркас. Сквозняк гоняет по вагону пыль, бумагу, перья из подушек и всякий мелкий мусор.
Вдруг кто-то дергает стоп-кран. Караул, горим! Поезд останавливается, пассажиры выскакивают в голую степь. Картина необычная – горит открытым пламенем крыша вагона. Вот почему в вагоне была нестерпимая жара. Кто-то залезает наверх с огнетушителем и борется с огнем. Потушили. Поезд продолжает свой путь к Москве. Следующий час уходит на то, чтобы снятые рамы запихнуть на место, баня закончилась – стало задувать.
В нашем «купе» сидит тетка и тарахтит с одесским акцентом, ей до всего есть дело: чего люди ходят туда-сюда, а там громко смеются, те в карты играют всю дорогу, парни выпивают на такой жаре, вон птица пролетела, откуда она в степи, а вон верблюд – давно не видела. Затем она взялась за нас: кто мы, куда, зачем и откуда, что в мешках, почему такие большие, что так мало едим, почему худые, чего не бреемся, почему дырка на майке и так до бесконечности. Понятное дело – тетка одурела от безделья, но мы тут причем?
Желания помогать ей коротать время совершенно не было, кто отвернулся, кто залез на верхнюю полку. Тогда она перекинулась на соседа. Мужичок в предпенсионном возрасте, как на грех, все время читал книжку и чего-то выписывал в блокнот. Ясное дело – странное поведение.
Тетка начала:
– Чего вы всю дорогу читаете, чего бормочите про себя, чего пишите?
Мужичек терпел, терпел и выдал:
– А чего вы постоянно говорите, говорите и говорите, с ума сойти можно. Дайте спокойно учить язык. Как выяснилось, тот учил язык эсперанто. Это был первый и последний случай когда я встречал эсперантиста. Зато, как сейчас помню, долго улыбался когда узнал, что на этом искусственном языке половник звучит как «супчерпило»…
…Ночью все были разбужены грохотом, что-то упало с третьей полки аккурат на стол. Я спал на нижней и принял на себя все, что стояло на нем – кружки, миски и харч недоеденный. В потемках разглядел – с полки свалилась дыня Славика, которую он, как и мы все, везли с азиатского базара. Толкаю Славика:
– Вставай твоя дыня грохнулась и развалилась на части.
Он в ответ:
– Да нет, это я днем купил связку рыбы, это она упала.
На том вес успокоились и продолжили спать.
Утром «картина маслом»: на полу части дыни, сок от нее, ясное дело потек по полу, дынные семечки залепили все от обуви до постельных принадлежностей. Надо сказать, что дыньки те весели килограмм по пятнадцать. Тетка утром, разобравшись, что к чему, завопила: «А если бы я ночью встала в туалет, а ваша дыня упала бы мне на голову?»
Но ведь не упала, сиди и радуйся. А и упала бы – тише б ехали. Все утро она причитала, пока ее внимание не переключилось на подвыпившего парня, который, черт бы его побрал, не смог дойти до туалета и его стошнило в проходе у нашего «купе». Тут не только она запричитала, но и все пассажиры соседних купе. А бай-засранец и не шелохнулся, когда его попросили убрать. На жаре стало невыносимо вонять. Не поездка, а сущая каторга. Если бы это было все!
Ближе к обеденному времени из ресторана понесли готовые обеды в судках. Сейчас такие не носят, это несколько глубоких мисок, стоят одна на одной, все скреплены одной ручкой. Как правило, официант носил два-три комплекта таких обедов. На жаре торговля видно шла не очень, официант возвращался назад с судками в руках. В середине вагона он с кем-то повздорил – послушался шум, ругань. Некто стал его толкать из прохода в тамбур вагона, тот сопротивляется, отталкивается локтями, в руках ведь судки. Кульминация потасовки проходит у нашего «купе» – обидчик сильно пихает официанта, тот наступает на зловонное пятно, поскальзывается, машет руками и со своей посудой падает в проходе. Содержимое судков оказывается частью на полу – котлеты и картошка-пюре, а частью на нижних полках – кажется борщ украинский.
Тетка заорала не своим голосом: «Бандиты! Убивают! Котлеты упали… белый халат… кастрюли… не дали поесть… видела ножик…» – и далее в том же духе. Разобрать было трудно, кого убивают, и что упало. Однако ее визги подействовали, вскоре появились милиционеры, стали всех опрашивать: кто и что видел. Мы ответили, что столько всякого повидали – на год вперед хватит. К концу дня в проходе собралось такое число мух, я столько летающих насекомых не видел даже на пасеке, и мы старались больше время проводить в тамбуре.
…Поезд приближается к вокзалу. Начинаем снимать рюкзаки с третьей полки, Саша неловко берет свой, и он чуть не падает в проход.
И тут тетка снова завопила: «Ой, я думала опять дыня падает».

август 1981 г.

Из книги “Чудак на Эльбрусе” (М.: 2013).